Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови. - Страница 73

Не сдержавшись, я чертыхнулся.

Калешти, кромсай его Азазел, отправил меня по заведомо выжженному следу!

Оглядевшись по сторонам, я, наудачу, приметил ушастого разбитного молодца, спешившего убраться с улицы затемно. Под мышкой он нес новенькую ливрею с серебряными нашивками, небось, снятую с разини-лакея, пытавшегося сократить путь через Аптечный переулок, либо заложенную здесь же ради дозы гаш-порошка, «мозгоеда» или чего похуже. Быстро догнав торопыгу, я схватил его за плечо, развернул к себе и спросил коротко, тыча пальцем в пожарище:

— Когда горело?

Разбитной молодец оказался из той породы, что не сумеет изобразить кротость, даже посули ему кошель, полный золота. Едва ощутив чужую ладонь на своем плече, он тут же напрягся, ловко вывернулся и скользнул в сторону, отработанно-хищным движением отводя руку за спину. Не знаю, чем он там намеревался блеснуть — ножом или пистолем, но, оценив мои габариты и количество навешанного оружия, благоразумно пересмотрел свои намерения. Вместо оружия молодец явил подобострастную улыбку и принялся мелко кланяться.

— Когда горело, говорю. Куда делись хозяева?

— Ны-ны… н-не знаю! — не переставая кланяться, выдавил ушастый.

— А кто может знать?

— Н-не знаю! Отпустите, добрый господин! — взвыл молодец, разворачивая ливрею и закрываясь ею от меня как щитом. — Я нездешний, мимо шел, знать ничего не знаю!

Малый явно демонстрировал больше страха, чем испытывал. Я с трудом подавил желание залепить затрещину по одному из его оттопыренных лопухов.

— Вас мастер Гамон интересует, милорд? — неожиданно раздался голос позади. — Так я, значит, могу все рассказать. Подкиньте пару флоринов, и все как на исповеди, значит, для вас выложу.

Обернувшись, я обнаружил неподалеку невысокого молодого парня в простой рубахе и штанах из толстого сукна, поверх которых был напялен грязный, засаленный фартук, сплошь покрытый пятнами от растворов и дырами, прожженными кислотой да щелоками. Выглядел он так, словно только что выскочил из соседней лавки: оттирал руки тряпкой и слегка ежился от холода. Подмастерье, не иначе.

Пользуясь тем, что мое внимание переключилось на нового персонажа, ушастый задал стрекача. Драгоценную ливрею он на бегу старался запихнуть за пазуху.

Опустив руку к поясу, я пару раз брякнул монетами в кошельке. Сочтя, что и такого задатка вполне достаточно, парень коротко просиял и доложил:

— Лавкой этой, значит, владел мастер Гамон, магистр алхимии. Но не далее как утром увезли его, лорд Выродок.

Смышленый паренек, однако, попался. Сразу смекнул, кто перед ним, но не испугался, а как раз наоборот — вышел, чтобы предложить свои услуги. И даже о награде не побоялся заикнуться. С таким запасом наглости далеко пойдет… если в начале пути ноги не переломают.

— Кто увез? Куда? И почему ты говоришь только про Гамона? Где второй? Как его… Филиппе де Сукко.

— Просто Сукко, лорд Выродок, — словоохотливо откликнулся подмастерье, почесав рыжие вихры, — Из Сантагии он был, это правда, но не дворянского семени. Скорее купеческого — деньги-то у него водились. Лавку на средства мастера Сукко, значит, строили, и до пожара она хороша была. Три этажа, лаборатория, кабинеты, жилые комнаты. Даже навес, значит, для испытания големов. А не упоминаю я про него, потому что мастер Гамон, значит, уже год как этой лавкой единолично владел. Начинали-то они вместе, на паях с мастером Сукко, но в прошлую осень того удачно (для мастера Гамона) хватил удар. Родственников и близких в течение полугода так и не сыскалось, чтобы, значит, права наследования заявить, вот мастер Гамон и прибрал к рукам все дело. Да только, как видите, удачи ему это не принесло. И лавку не уберег, и сам, значит, не уберегся.

Мои надежды вновь подернулись пеплом. Похоже, еще одна ниточка, ведущая к Ренегату, не просто оборвалась, а вовсе даже обгорела.

— Не уберегся? — с трудом сдерживая досаду, переспросил я.

— Так точно, милорд! Не уберегся! — с неуместным энтузиазмом отрапортовал подмастерье, — Вот и увезли его. Эти, из Амбара для жмуров. Сгорел, значит, наш мастер Гамон вместе со своей лавкой. Как есть сгорел на работе.

— Хочешь сказать, доалхимичился твой мастер Гамон? — спросил я, стискивая кулаки, чтобы унять глухое раздражение.

— Он не мой! — важно поправил словоохотливый подмастерье. — Моего, милорд, мастер Боббер зовут. «Зелья тройной очистки магистра Боббера», может, слышали? А доалхмичился, значит, мастер Гамон или нет, судить никак не могу. Но только очень необычный пожар-то был. Лавка вспыхнула, как от горючего масла да заполыхала, значит, сразу с четырех углов, так что если мастер Гамон и мог к тому времени на своих двоих ковылять, то все одно не выбрался бы.

Я перевел взгляд в сторону пожарища. В быстро сгущавшихся сумерках сходство обугленного остова «Лавки таинств и зелий» с обглоданными ребрами исполинского чудища только усилилось. Если когда-то здесь и можно было найти улики, то теперь не стоит даже пытаться. Огонь не только «очищает нечисть», как любят поговаривать рыцари из братства экзекуторов, но и прекрасно подчищает следы ее деятельности.

Сделав подмастерью знак оставаться на месте, я глубоко задумался, пытаясь привести мысли в порядок. Попробуем подвести промежуточный итог.

До того как весь город переполошили сначала убийства, совершенные вампиром-отступником, а затем и охота на него, в Аптечном переулке Блистательного и Проклятого, прекрасно работал союз неких, скажем так, негоциантов. Союз объединял в себе алхимиков, которые готовили вампирский елей, вампиров, которые жертвовали для него кровь, и бандитов, которые сбывали продукт покупателям, а также обеспечивали прикрытие всей преступной цепочки.